Даниил, митрополит московский и всея Руси. Первое историческое известие о личности митрополита Даниила встречается в 1515 году при избрании его в игумена Волоколамского монастыря. Перед своею кончиною преподобный Иосиф Волоцкий предложил братии своего монастыря самой избрать себе игумена. Выбор братии пал на «старца Даниила» — «рязанца». Преподобный Иосиф благословил избрание Даниила, а митрополит Варлаам рукоположил его в игумена. Судя по своему прозвищу, Даниил происходил из рязанской области. Религиозное воспитание он получил в Волоколамском монастыре, который получил в то время, благодаря своему основателю, значение особой религиозно-воспитательной школы со строго определенными религиозными, политическими и общественными взглядами и понятиями. В стенах Волоколамского монастыря воспиталось множество церковных деятелей, которые в продолжение всего ХVІ века поддерживали в обществе господство идей Иосифа Волоцкого и давали направление современной общественной жизни в духе этих идей, за что получили от своих современников название «Иосифлян». Эта самая школа воспитала и Даниила, которому по праву принадлежит первое после основателя место в истории Волоколамской общины. Основанием для избрания Даниила во игумена послужило то, что он представлял из себя образец деятельного и исправного инока, наделенного большими умственными способностями, многоначитанного и просвещенного писателя и в заключение всего человека с тонким практическим умом и с большими дипломатическими способностями. Сам факт согласия Иосифа на избрание в игумена Даниила свидетельствует о том, что основатель Волоколамского монастыря видел в нем не только преемника себе по должности, но и деятельного борца за свои идеи. Еще до избрания своего в игумена Даниил открыто заявил и слабую сторону своего характера — честолюбие, под влиянием которого он мечтал об игуменстве в каком-нибудь другом монастыре и ни от кого не скрывал своих планов. Честолюбие — самое больное место в характере Даниила, так много повредившее ему впоследствии. Как игумен, он заявил себя многостороннею деятельностью. Он заботился о расширении и увеличении монастырской библиотеки, иногда сам принимая участие в переписке книг. Как хороший администратор и опытный хозяин, он значительно увеличил земельные владения монастыря — то через пожертвования благотворителей, то покупкою, то обменом.
В сане игумена Даниил выступил и на литературное поприще. Свято сохраняя все заветы преподобного Иосифа, он строго поддерживал данный монастырю его основателем устав, как административными мерами, так и пастырскими поучениями. От времени его игуменства сохранилось его поучение об иноческом законе и правилах общего жития, в котором утверждается основной принцип общежительных монастырей: неимение личной собственности для монаха, и этот принцип проводится до самой последней степени — до запрещения монаху иметь собственные книги и иконы. Строгий ригоризм настоятеля вызвал против себя даже письменную жалобу волоколамских монахов. Слава о волоколамском игумене, как о мудром наставнике, распространилась за пределы монастыря. К нему за советом обращался князь Юрий Иванович Дмитровский и получил от него в ответ особое послание.
Будучи в стенах Волоколамского монастыря, Даниил начал приготавливаться и к литературной деятельности в защиту идей своего воспитателя — преподобного Иосифа. Во время своего игуменства он занимался составлением сборника церковных правил, что находилось в связи с современными церковнообщественными вопросами. В то время в русской церковной жизни происходила борьба двух противоположных направлений: Иосифлян и заволжских старцев (последователей Нила Сорского). Коренные разности этих направлений касались многих современных церковнообщественных вопросов. Иосифляне получили тогда значение политической партии, которая сливала церковь и государство. По их воззрениям, Государь является главою церкви и вследствие этого должен быть строгим блюстителем всех церковных интересов; это отношение являлось выгодным для обеих сторон: государственная власть проникала во все, даже не подходящие ей, сферы церковной жизни, а церковь, отказываясь от своей самостоятельности, взамен того получала от государства обязательство защищать все ее права и интересы. На этом основании Иосифляне требовали сохранения земельных владений монастырей и казней для еретиков и противников церкви. Это направление примыкало к возраставшему в то время самодержавию московских князей. Заволжцы же строго разделяли церковь и государство, предоставляли церкви независимость от светской власти в делах духовных, и если, с другой стороны, и допускали вмешательство духовенства в светские дела, то не иначе, как только во имя защиты религиозно-нравственных интересов своей паствы. Верные своим принципам, заволжцы восставали против монастырских земельных владений и всех преследований и казней еретиков. Они признавали необходимыми только меры духовно-нравственного воздействия на еретиков. Последователи заволжских старцев более симпатизировали старым удельно-вечевым и земским порядкам.
Первый период борьбы между воззрениями Нила Сорского и Иосифа Волоцкого происходил в княжение Иоанна ІІІ и закончился торжеством последнего. На московских соборах 1503 и 1504 годов вопросы об отношении к еретикам и о земельных владениях монастырей получили свое разрешение совершенно согласно с духом воззрений преподобного Иосифа. Ho литературная борьба между двумя направлениями продолжалась и после соборов 1503 и 1504 годов. По смерти преподобного Нила Сорского († 1508 г.) носителем и защитником его идей выступил инок Вассиан Косой, бывший князь Патрикеев. Будучи близким родственником великого князя Иоанна III и вмешавшись в политические интриги старобоярской партии, князь Патрикеев насильно был пострижен в монахи в Кирилло-Белозерском монастыре, где и сделался учеником Нила Сорского. В 1503 году Вассиан прибыл в Москву. Как великокняжеский родственник, он вошел в милость преемника Иоанна III († 6 окт. 1503 г.), Василия Иоанновича, и сделался его домашним человеком. По смерти митрополита Симона († 1511 г.), решавшего на соборах вопросы в духе преподобного Иосифа Волоцкого, на престол московской митрополии вступил, может быть не без влияния Вассиана, Варлаам, приверженец идей заволжских старцев.
Перевес, по-видимому, склонялся на сторону идей заволжцев. Смелый и энергичный Вассиан Косой, живя в Москве, вступил в литературную полемику с Иосифом Волоцким по спорным между ними вопросам об отношении к еретикам и о монастырских имуществах. Полемика продолжалась до самой смерти преподобного Иосифа (в 1515 году) и в конце приняла слишком острый характер. Дошло до того, что Иосиф запретил своим постриженникам вступать в какие бы то ни было сношения с Вассианом, а этот последний, в порыве негодования против своего антагониста, грозил разрушить даже сам Волоколамский монастырь. В 1508 году прибыл в Москву Максим Грек, который по своим воззрениям близко подходил к заволжцам и потому скоро сделался другом и советником Вассиана Косого.
Обстоятельства вдруг сложились не в пользу заволжцев. Великий князь Василий Иоаннович 17 декабря 1521 года насильственным образом удалил с кафедры митрополита Варлаама и заточил его в один из отдаленных монастырей России. Причиною падения Варлаама был его прямой и твердый характер, под влиянием которого он говорил правду великому князю и не хотел знать никаких политических расчетов, если только они не согласовались с требованиями совести. По завещанию преподобного Иосифа Волоцкого вел. кн. Василий Иоаннович принял под свое особенное покровительство Волоколамский монастырь и называл себя «прикащиком» преподобного Иосифа. Он часто любил посещать этот монастырь и охотился в его окрестностях. Посещениями великого князя и воспользовался для своего возвышения игумен Даниил. Тонкий по уму, гибкий по своим нравственным убеждениям, весьма честолюбивый, он сумел понравиться великому князю, следствием чего было возведение его на митрополию 27 февраля 1522 года. При этом замечательно то, что избрание Даниила в митрополиты совершилось единою волею великого князя без всякого участия собора епископов. На митрополичьей кафедре Даниил заявил себя типическою личностью иерарха — иосифлянина, бывшего покорным слугою великого князя и безмолвным свидетелем, а иногда и послушным орудием его, нередко, очень суровой политики. В частной своей жизни он успел примирять требования монашеского аскетизма с внешними благами и удобствами: он любил пышные выезды, богатые одежды, хороший стол.
Вскоре по вступлении на кафедру митрополита Даниил обнаружил свои нравственные качества. В 1523 году великий князь обратился к северскому князю Василию Шемятичу с требованием приехать в Москву, подозревая его в измене. Чтобы успокоить северского князя, Василий Иоаннович и митрополит наперед выслали ему «опасные» грамоты с удостоверением в его личной безопасности, а митрополит, кроме того, взял его «на образ Пречистыя, да на чудотворцев, да на свою душу». Эти торжественные обещания не помешали, однако, великому князю посадить в тюрьму Василия Шемятича спустя только несколько дней по приезде его в Москву. К сожалению, митрополит, взявший на свою душу северского князя, нисколько не подумал об исполнении данного обещания и ровно ничего не сделал для его защиты. Весьма многие из современников резко осуждали образ действий и вероломство митрополита, обратившего в средство для обмана самый священный обычай русского народа.
Еще более унизил свое нравственное достоинство Даниил, дозволив великому князю развод. Василий Иоаннович около двадцати лет жил в супружестве с Соломониею Сабуровой, но брак их оставался бездетным. Желая во что бы то ни стало иметь наследника, великий князь задумал развестись со своей женой и вступить в новый брак, что было, однако, делом прямо противным церковным правилам. Митрополит, желая сначала отклонить от себя это щекотливое дело, посоветовал великому князю обратиться за разрешением к восточным патриархам. Василий Иоаннович действительно обращался с просьбою о разводе к патриархам и даже в афонские монастыри, но как от первых, так и от вторых получил решительный отказ. ІІосле этого и митрополит совершенно безнаказанно мог также отказать великому князю в его просьбе. Но по своему характеру Даниил не был способен к решительным действиям, а честолюбивое желание сохранить за собою высокий сан и мелочное опасение лишиться благоволения великого князя побудили его решиться на поступок, противный учению Евангелия и правилам церкви. Даниил дозволил развод и даже 21 января 1527 года сам повенчал великого князя с Еленою Глинскою.
Допущенный митрополитом беззаконный развод великого князя возбудил всеобщее неудовольствие. Особенно сильно восстала против несправедливых действий князя и митрополита группа заволжских старцев: Вассиан Косой, Максим Грек и пр. Люди строгих нравственных правил видели в поступке митрополита предательство священных прав его сана. Но нашлись и такие, которые, воспользовавшись разводом великого князя, сами стали обращаться к митрополиту с такого же рода просьбою, так что последний вынужден был литературным путем останавливать подобные попытки.
Незаконный развод великого князя уронил в глазах современников авторитет митрополита, особенно среди боярства; один боярин (Берсень-Беклемишев) оставил следующий отзыв о митрополите Данииле: «аз того не ведаю, есть ли митрополит на Москве: не ведаю деи митрополит, не ведаю простой чернец… не печалуется ни о ком, а прежние святители сидели на своих местах в манатьях и печаловалися государю о всех людех». Другие современники называли Даниила «потаковником», в совершенный контраст с прежним митрополитом — печаловником.
Несмотря на враждебное отношение общества, Даниил пользовался большим значением в делах государственных и церковных во все время княжения великого князя Василия Иоанновича. Как церковный администратор, он заявил себя человеком партии, проводя на все высшие иерархические должности людей своего направления. В свое семнадцатилетнее первосвятительство он сумел сообщить всей русской церковной иерархии один общий, вполне соответствовавший направлению Иосифа Волоцкого, характер и тем самым на долгое время и после себя удержал его в русской церковной жизни.
Назначение Даниила митрополитом являлось ударом для белозерских старцев. Вассиан Косой и по смерти преподобного Иосифа продолжал изучать спорный вопрос о вотчинных правах монастырей. Он решился даже составить новый сборник правил, на что и испросил благословение митрополита Варлаама. Сборник написан был Вассианом в 1517 году. Но он и после того продолжал трудиться над его частными отделами. При содействии Максима Грека Вассиан составил особый канонический трактат, в котором еще решительнее выступил против вотчинных прав монастырей. Этот трактат он присоединил к списку своей кормчей книги. — По приезде в Москву Максим Грек на первых порах пользовался большим вниманием великого князя и митрополита Варлаама. Кроме переводов он занимался и исправлением богослужебных книг, в которых оказалась масса ошибок. Между Даниилом и Максимом Греком установились на первых порах сносные отношения, но не надолго. В 1524 году митрополит поручил Максиму перевести сочинения Феодорита еп. Кирского. Но тот отказался от перевода, высказывая опасение, что сочинения Феодорита могут быть опасны для простого малообразованного народа. Митрополит этим объяснением не удовлетворился и трижды повторял Максиму свою просьбу, но напрасно. Настойчивый отказ чувствительно задел самолюбие Даниила. Возникшая отсюда вражда между ним и Максимом Греком увеличивалась все более и более вследствие слишком прямого характера святогорского инока, который в своих сочинениях открыто осуждал несоответствовавшую званию жизнь митрополита и епископов. В его сочинениях встречаются такие обличительные места, в которых легко можно видеть указание на самого митрополита Даниила. — Резкие, хотя и правдивые обличения святогорца монашеской распущенности и роскоши епископов вооружили против него почти всю современную церковную иерархию. Противоречие Максима Грека великому князю в деле его развода с женою и близкая его связь с некоторыми опальными людьми (боярином Ив. Берсень-Беклемишевым и дьяком Федором Жареным) подорвали положение его в глазах великого князя и лишили его поддержки двора. А этого только и нужно было многочисленным врагам святогорца. В мае месяце 1525 года открылся целый ряд соборов для суда над Максимом Греком, нa которых роль судьи и обвинителя принадлежала митрополиту Даниилу. На соборе Максима обвиняли в том, что он называл русские богослужебные книги испорченными и указывал на необходимость их исправления. Такой взгляд на неудовлетворительное состояние богослужебных книг митрополит Даниил назвал «дерзкою хулою и злым мудрованием». Далее подсудимого обвиняли в разных ошибках, обнаружившихся в его собственных книжных исправлениях. Ошибки были совершенно естественны в положении Максима, не знавшего русского языка и переводившего своим толмачам с греческого на латинский, а эти последние уже с латинского переводили на русский. (Его обвиняли, например, в том, что он, вместо «бесстрастно Божество», написал «нестрашно Божество.») В ряду других обвинений митрополит выставил против Максима его литературные рассуждения о неприличии монастырям владеть землями и крестьянами, которые, по мнению обвинителя, были не чем иным, как злым еретическим мудрованием и хулою на всю русскую церковь и всех русских святых. На соборах 1525 года Максиму поставили в вину то, что он доискивался грамоты, которою утверждалась независимость русской церкви от константинопольского патриарха, и, не доискавшись ее, стал называть самостоятельность русской церкви самочинием и бесчинием. Подсудимый подтвердил возводимое на него обвинение. Догматическим заблуждением Максима выставлено было учение о Христе, что сидение Его одесную Отца есть минувшее, а не предвечное. — Это учение — действительно еретическое, но оно являлось лишь плодом малого знакомства Максима с русским языком. Когда на соборе изложили ему православное учение о предвечном сидении и указали на его заблуждение, то он сказал, что между православным учением о сидении одесную Бога Отца и его собственным «разнствия никоторого нет». Но митрополит не хотел брать во внимание оправдывавших подсудимого обстоятельств. Суд над Максимом окончился ссылкою его в заточение в Волоколамский монастырь «для покаяния и исправления», со строгим запрещением ничего не писать и не сочинять. Во время своего заключения в Волоколамском монастыре Максим переносил ужасные страдания от голода, дыма, мороза, и по временам доходил даже до бесчувственного состояния.
В 1531 году над Максимом состоялся новый соборный суд. Ближайшим поводом к нему послужило обвинение политического характера в связи его с турецким послом, а потом и оскорблявшее самолюбие митрополита его поведение в Волоколамском монастыре, где он называл себя несправедливо осужденным и, наконец, открывшиеся новые ошибки в его переводах. Главным обвинением против Максима Грека послужил перевод жития пресв. Богородицы, сочин. Метафраста, где находилась одна еретическая фраза. Шестилетнее заключение в монастыре положило тяжелый отпечаток на всем складе его характера. ІІод конец соборного суда Максим сознал себя виновным «в некиих малых описях» и для большего воздействия на отцов собора трижды повергался ниц пред митрополитом, прося прощения и снисхождения. Но гордый и мстительный Даниил не знал добродетели великодушия. На унижение подсудимого он с нескрываемою злобою и злорадством отвечал: «достигоша тебе, окаянный, греси твои, о нем же отрекися превести ми священную книгу блаженного Феодорита!» Действовавший под влиянием митpoполитa собор снова осудил Максима и «аки хульника и священных писаний тлителя», в оковах, с лишением права причастия Св. Тайн, послал его во вторичное заточение уже в тверской Отроч монастырь под надзор тамошнего епископа Акакия, бывшего волоколамского постриженника. Святой, благородный характер Максима побудил его искать примирения с митрополитом Даниилом, когда тот уже был низложен с кафедры. Максим особым письмом просил низверженного митрополита «разорить многолетнее свое негодование на него».
Вместе с Максимом Греком на соборе 1531 года привлечен был к суду и Вассиан Косой. Против него были выставлены следующие обвинения: 1) присвоение Вассианом, лицом не иерархическим, себе права учительства; хотя и обвинитель его, митрополит Даниил, в своих сочинениях не всегда был верен высказанному им на соборе 1531 года отрицательному взгляду на право частного учительства не иерархическими лицами; 2) составление нового сборника правил, хотя этот сборник с дозволения митрополита Варлаама написан был Вассианом еще в 1517 году и один из списков которого находился у великого князя; да и сам обвинитель Вассиана, будучи в сане игумена Волоколамского монастыря, занимался также составлением сборника правил: Вассиан судился за свою кормчую, главным образом, настолько, насколько он в ней отрицательно относился к жгучему вопросу своего времени — вопросу о земельных владениях монастырей; 4) непочитание святыми недавно канонизированных святых: митр. Ионы и Макария Калязинского: Вассиан на все доводы митрополита в защиту святости вновь причисленных к лику святых мужей, с иронией заметил: «ино, господине, ведает Бог да ты и с своими чудотворцы»; 5) резкие отзывы о неудовлетворительном состоянии церковных богослужебных книг в России; 6) еретическое учение о том, что воспринятое Иисусом Христом при рождении тело человеческое совершенно отлично от тел всех других людей; оно по существу своему нетленно и было таким до воскресения Спасителя. В суде над Вассианом, кроме действительных поводов к обвинению, обнаружилось и личное раздражение, под влиянием которого митрополит унижал личность самого подсудимого, называя его малоумным и безумным. Вассиан на соборе держал себя свободно и независимо, а по временам даже и дерзко, и на оскорбление отвечал оскорблением. Собор осудил Вассиана как еретика (что было верно по отношению к лжеучению о плоти Христовой) на заточение, а митрополит Даниил постарался заранее приготовить ему место в Волоколамском монастыре, где он вполне мог положиться на бдительный надзор тамошних иноков. В этом монастыре Вассиан и окончил свою многомятежную жизнь. Суд над Вассианом Косым — самый выдающийся и замечательный эпизод в истории борьбы иосифлян и заволжских старцев, который роковым образом окончился для последних.
Время с 1531 по 1533 года было самым цветущим и замечательным временем для митрополита Даниила. Значение его при дворе возросло вследствие отсутствия соперников. За несколько дней до начала торжества своего над Максимом и Вассианом, митрополит Даниил канонизировал (1 мая 1531 года) преподобн. Пафнутия Боровского, учителя преп. Иосифа Волоцкого.
Великий князь Василий Иоаннович († 3 декабря 1533 г.) умирая приказал «великую княгиню и дети своя отцу своему Данилу митрополиту». Исполняя волю умершего, митрополит торжественно в Успенском соборе благословил малолетнего Иоанна ІV на великое княжение. Правление государством перешло в руки боярской думы, где заседал и митрополит, но прежним государственным значением он уже не пользовался. При жизни правительницы Елены он еще прочно держался на месте, но положение его в боярской думе было более пассивным. Это видно из того уже, что он не мог защитить от происков бояр дмитровского князя Юрия Ивановича, великого благодетеля Волоколамского монастыря и его самого. В 1534 году, Даниил в угоду правительнице и боярам, послал наказ старицкому князю Андрею Ивановичу, чтобы он явился в Москву, причем брал его «на свои руки», угрожая в противном случае церковным отлучением. Но князь Андрей добровольно не явился, был схвачен и умер в тюрьме. Слабость государственного значения Даниила выразилась в том, что в 1535 году явилось враждебное церкви узаконение, запрещавшее монастырям покупать и брать в заклад или на помин души вотчинные земли служилых людей без ведома правительства. В следующем году боярское правительство отобрало значительную часть церковных земель в Новгороде. — По смерти правительницы Елены (3 апр. 1538 г.), образовались две боярские партии: Шуйских и Бельских, которые враждовали между собою, и каждая из них старалась захватить власть в свои руки. Положение Даниила сделалось критическим. Лишившись всякой опоры, он не знал, к какой стороне примкнуть. Он стал на сторону князя Ивана Бельского, но партия Бельского пала, Шуйские восторжествовали. Даниил ожидал своего падения от насилия Шуйских. В январе 1539 года он разослал окружное послание своей пастве «о смирении, о соединении, и о согласии и любви, и о соблюдении православныя веры и закона», в котором с чувством любвеобильного отца и с убедительностью лучшего проповедника изобразил «вину лет сих и времен» и осуждал «несогласия и пререкания, разделения же и распрения». Вскоре после падения Бельского, Даниил 2 февраля 1539 года насильственно сведен был с митрополии князем Иваном Шуйским и сослан в Волоколамский монастырь. Шуйский употребил еще новое насилие над митрополитом, потребовав от него отреченную грамоту, в которой Даниил, как будто, сам добровольно отказывался от митрополии. Грамота была подписана Даниилом 26 марта, тогда как еще 6 февраля избран и посвящен был его преемник Иоасаф Скрипицын, по воззрениям склонявшийся в пользу идей заволжцев. Но строгий и благочестивый Иосаф оказался неудобным для Шуйского и его сторонников. Увидев свою ошибку, Шуйский в 1542 году сверг Иоасафа с митрополии и на его место возвел архиепископа новгородского Макария, иосифлянина по воззрениям и по воспитанию. Таким образом, Даниил своею административною и литературною деятельностью подготовил и заранее определил характер решений Стоглавого собора. По удалении с митрополии, Даниил остальную жизнь провел в Волоколамском монастыре в полной безвестности. Здесь он написал не дошедшую до нас «Духовную», которая, может быть, представляла из себя аналогический вид с духовной или монастырским уставом преп. Иосифа Волоцкого. Даниил умер 22 мая 1547 года. Он был погребен в малом приделе главной церкви на правой стороне близ алтаря. К сожалению, потомство не сохранило никаких следов от гробницы митрополита Даниила.
Митрополит Даниил замечателен своими многочисленными сочинениями. Ему принадлежит «Соборник», состоящий из шестнадцати «Слов». Большая часть этих «Слов» написана с политическими целями. В четырех «Словах» Соборника (V, VI, VII и XI) излагается догматическое учение, пятое Слово «о воплощении» написано в опровержение ереси Вассиана Косого, шестое «о неизреченной милости Владыки Христа» и седьмое «о премудрости смотрения Господня вочеловечения» составлены против догматических заблуждений жидовствующих; одиннадцатое «Слово» о промысле Божием написано против утвердившегося тогда в русском народе ожидания кончины мира и против веры в силу астрологических предсказаний. Первое «Слово» Данииловского «Соборника»: «О ложных пророках и о ложных учителях, и об истинных учителях» направлено против тайной пропаганды жидовствующими своего лжеучения. Здесь для противодействия успехам еретической пропаганды автор советует, после того как все меры испробованы и остались без результата, производить раздор, вражду между еретиками. Осьмое «Слово» Данииловского «Соборника» под заглавием: «На врагов Божиих» посвящено обсуждению вопроса об отношении к упорным, открытым еретикам, для которых писатель требует, хотя только в самом крайнем случае, строгих мер со стороны гражданского начальства. Даниил в вопросе об отношении к еретикам, сравнительно с Иосифом Волоцким, отличается большею умеренностью своих требований. Точно также с полемическою целью и ближайшим образом против жидовствующих направлено третье «Слово» «Соборника», излагающее учение о сохранении всех церковных преданий и уставов, и четвертое «Слово», содержащее в себе учение о крестном знамении и обращении в молитвах на восток. Четвертое «Слово» митрополита Даниила, в котором нашло себе место учение о двуперстии, пользуется особенным уважением у раскольников.
Остальные заключающиеся в Данииловском «Соборнике» восемь «Слов» посвящены изложению нравственного учения, подвергавшегося со стороны современников разным извращениям и превратным толкованиям. Так, тринадцатое «Слово» содержит в себе опровержение установившегося в обществе взгляда о невозможности получения спасения в мире; двенадцатое — предлагает учение о всеобщей обязательности всего христианского закона в опровержение мнения тех односторонних людей, которые составили себе взгляд на необязательность для мирян некоторых требований христианской нравственности; четырнадцатое, пятнадцатое и шестнадцатое «Слова» написаны против разводов; девятое и десятое — против пересудов, ябедничества и доносов; второе — против вражды.
По форме «Слова» Даниила всегда разделяются на три части: первая часть — самостоятельная, относящаяся более или менее к теме «Слова»; вторая представляет из себя ряд одних свидетельств из священного писания и свято-отеческой литературы, иногда очень обширной; третья часть, озаглавливаемая обыкновенно «наказанием», состоит всегда из нравственных наставлений и не отличается единством предмета, равно как и не находится в связи с общею томою. Это — не более, как самостоятельные поучения, очень ценные для характеристики русского общества ХVІ века. Ни один церковный писатель не оставил нам такого подробного и разностороннего описания нравов своего времени, как митрополит Даниил. В своих поучениях он обличает пьянство, разгул, увеселения и роскошь в высшем русском обществе; рельефно описывает тип современного франта и волокиты, выщипывавшего себе бороду и усы, румянившегося, подобно женщинам, щеголявшего малым размером ноги и красотою своих разноцветных сапогов. Особенно он вооружается против современного разврата. Автор касается и других ненормальных сторон современной жизни: поединков, угнетения низших классов высшими, взяточничества судей и властей, положения женщины в обществе и семье, воспитания детей, положения рабов и т. п.
Кроме «Соборника» с шестнадцатью словами, существует еще особый сборник с четырнадцатью посланиями Даниила. Послания эти следующие: 1) в общежительный монастырь св. Николая во Владимире на Волосове о сохранении монастырского устава; 2) к епископу, обвиняемому в лихоимстве; 3) послание к тому же епископу о необходимости иметь попечение о себе и о пастырстве; 4) о скоротечности земной жизни; 5) о видах монашества: общежитии и скитстве; 6) о девстве и супружестве; 7) послание в Волоколамский монастырь о строгом соблюдении правил общежития и против имения монахами личной собственности; 8) о страшном суде; 9) «о наказании» (о страхе Божием); 10) о вреде бесед с женщинами и с женовидными юношами; 11) послание о целомудрии и чистоте; 12) о целомудренном и благоговейном житии; 13) о целомудрии и чистоте и о хранении девства (в этом послании находится неправильное мнение о допустимости скопчества) и 14) послание о духовном внимании, трезвении и брежении. — Все эти послания помещены в одном сборнике. Но от Даниила сохранилось еще несколько посланий, рассеянных по разным рукописным сборникам. Эти послания следующие: 1) окружное послание, писанное в январе 1539 г. 2) послание к Дионисию Звенигородскому о христианском несении скорбей и о послушании игумену; 3) послание князю Юрию Ивановичу Дмитровскому — о посте в день Успения Пресвятые Богородицы; 4) послание к лицу неизвестному о блудных помыслах; 5) послание к некоторому христолюбцу, вопросившему его о здравии; 6) наказ кн. Андрею Старицкому.
Кроме слов и посланий, Даниилу принадлежат: отреченная грамота «духовная» (или монастырский устав), не сохранившаяся, семь поучений, известных только по названию (в собрании Строева), сборник актов, грамот и дарственных записей, относящихся к кафедре митрополита московского и собрание кормчей книги. По поручению Даниила сделан был в 1534 году перевод с немецкого языка лечебника (иначе травника).
В. Жмакин: «Митрополит Даниил и его сочинения» М. 1881 г. Евгений Болховитинов: Словарь о бывших в России писателях духовного чина. ч. I. СПб., 1818 г. 114—115. Филарет Черниговский: Обзор русской духовной литературы. Беляев: Исторические чтения о языке и словесности в Известиях Император. Академии Наук по отделению русск. языка и словесности, т. V. 1856 г. 194—209. Горский и Новоструев: Описание рукописей Син. библ., отд. II, кн. III, м. 1862 г. № 237, 147—164. Русская проповедь в ХI и XVI веков (Журн. мин. народн. пр., 1868 г., ч. 137—138 свящ. П. Ф. Николаевского). Митрополит Макарий: История русской церкви т. VI и VII. Свящ. Гинбов: Даниил м. московский, как проповедник. — «Рязан. епарх. ведомости», 1874 г., № 6. ХХV присуждение премий графа Уварова Академиею Наук.